Недержание истины

Автор рецензии: А. Михеев, литературный критик.
Название рецензии: Виновен ли Сальери?
Текст рецензии:
В чем особенность произведения Елизаветы Абариновой-Кожуховой, так это в том, что зачастую их очень трудно отнести к какому-то определенному жанру. Это доставляет немалую головную боль классификаторам от искусства, которых хлебом не корми, а дай только разложить все по полочкам: здесь -- классика, здесь -- декаданс, тут -- детективы, а там -- дамские романы. Увы, с Кожуховой это очень часто не проходит. У нее немало рассказов, повестей и даже целых книг "про частного сыщика Васю Дубова", однако "Недержание истины" детективом назвать довольно сложно, хотя в этой повести присутствует и Василий Дубов, и другие сквозные герои -- доктор Серапионыч, инспектор милиции Столбовой и кандидат исторических наук баронесса Хелен фон Ачкасофф, а местом действия избран некий дешевый ресторанчик, где выше названные персонажи обедают чуть ли не во всех книгах Кожуховой, попутно обсуждая текущие дела. (А однажды Василий Дубов, на спор явив чудеса дедуктивного метода, даже раскрыл преступление, не вставая из-за ресторанного столика).

Однако на сей раз идет обычный обеденный "треп", в котором принимает участие "пятый за столом" -- бедствующий режиссер Святославский. Он уже полчаса пьет стакан чая в ожидании, когда обед закончится и можно будет пособирать по столам объедки. И тем бы, видимо, все и закончилось, если бы доктор Серапионыч не зачитал газетную заметку о том, что родственники и почитатели композитора Сальери подают в суд на Пушкина за клевету. Поначалу эта новость вызвала легкое оживление -- баронесса предлагает потомкам Бориса Годунова тоже подать в суд на Пушкина. Дубов выдвигает встречное предложение -- устроить спиритический сеанс и вызвать дух Пушкина, а заодно свидетелей и потерпевших: Сальери, царя Бориса, князя Шуйского, а заодно и призрак Малюты Скуратова на случай, ежели обвиняемый станет увиливать от ответа.

Один лишь Святославский все воспринимает всерьез:

-- Нужно реконструировать ситуацию, в которой оказался, Сальери, поместить в нее актера, заставить его, что называется, вжиться в шкуру своего героя, и если он сможет подлить яд своему другу-сопернику, то значит, и настоящий Сальери мог это сделать!

Разумеется, сотрапезники восприняли эту мысль довольно скептически, но режиссер готов поставить психологический эксперимент хоть сейчас. Дело за малым -- кто будет Сальери?

И тут, словно по заказу, в ресторане появляется поэт Щербина -- именно его в недавней любительской постановке "Маленьких трагедий" Святославский занял в роли друга-отравителя. Правда, на сей раз цели у поэта куда более прозаические: сначала он пытается продать хоть кому-нибудь рейтузы, потом художественно оформленные гробы, а напоследок едва не сбывает инспектору Столбовому стихи, посвященные Дню милиции. Однако, потерпев на торговом поприще полное фиаско, Щербина охотно соглашается принять участие в режиссерском эксперименте.

Поскольку задача Святославского -- довести "Сальери" до нужной "кондиции", то режиссер старается вовсю, используя любую возможность и не особо стеснясь в средствах:

"-- Вы -- хороший, крепкий композитор, да, звезд с неба не хватаете, но всего добились своим трудом, долгими годами усердных занятий, и что же? -- Святославский выдержал паузу. -- Играете в ресторане! Да еще пьески своего соперника, оболтуса, праздного гуляки, который лучше вас лишь тем, что бог по недосмотру дал ему талант, а вам нет.

-- Протестую! -- перебил Дубов. -- Кто вам сказал, что Сальери играл в ресторане?

-- Ну хорошо, пускай не в ресторане, раз вы так настаиваете, -- недовольно пробурчал Святославский. -- Да-да, его оперы ставились на сцене, симфонии исполнялись оркестрами, но почему? Потому что в ту пору существовали еще меценаты, покровительствующие высоким искусствам. А что теперь? Мы,
творческие люди, должны побираться по мусорным бачкам, торговать рейтузами и гробами, унижаться перед богатеями, которые ни черта не смыслят в истинном искусстве! Где они, меценаты, всякие князья Эстергази, графья Виельгорские и купцы Третьяковы? Нетути! Остались одни спонсоры, -- это слово Святославский произнес, будто выплюнул, -- которых интересует не искусство, а бабки! Да в наше время, когда на сцене блистают всякие Наташи Королевы да Иванушки Инернешенел, Сальери был бы рад, если бы ему дали возможность играть в ресторане!.. Что вам? -- рявкнул Святославский на какого-то господина, который под сценой переминался с ноги на ногу. Господин был явно из "вечерней" публики, непонятно какими путями забредший в "Зимнюю сказку" в обеденное время.

-- Да вот, нельзя ли "Мурку"? -- Господин протянул Святославскому замусоленную пятидолларовую банкноту. Режиссер переводил недоуменный взор с банкноты на господина, потом как бы нехотя взял деньги и как бы небрежно кинул их на крышку рояля. Зрители за ближайшими столиками с напряжением
следили, что будет дальше.

А Святославский, придав лицу и голосу выражение неописуемого сарказма, сделал рукой что-то вроде пируэта и провозгласил:

-- Маэстро, "Мурку"!"

Поняв в конце концов, что полного слияния исполнителя с персонажем достичь не удастся, режиссер идет, что называется, напролом:

-- Не будем искусственно воссоздавать эпоху -- это у нас все равно не получится. Куда важнее воссоздать саму ситуацию. Вы -- способный, но далеко не талантливый композитор... Или нет, чтобы понятнее, вы -- талантливый, но далеко не выдающийся поэт. А рядом -- гений слова, чародей стиха, на фоне
которого даже вы, с вашими способностями, кажетесь мелким графоманом. Его везде печатают, всюду приглашают, выдвигают на престижные букеровские премии...

И тут уж не выдерживает Щербина:

-- А вот теперь я не верю. Кому в наше время вообще нужна поэзия? Да явись сегодня второй Пушкин, его бы даже в нашей городской газете не напечатали. Там же редактор, жук такой, только своих прихлебателей публикует, которые трех слов срифмовать не могут!

Что же, слова Щербины можно считать обычными стенаниями бесталанного поэта (художника, композитора и т. д.), жалующегося на то, что его "не признают" и "затирают". Но автор "Недержания истины", как мне кажется, намеренно ничего не говорит о степени талантливости или бездарности поэта Щербины -- да и имеет ли это в наше время решающее значение?

-- Ну а если в "Новом мире"? -- несмело предложил Серапионыч.

-- Тем более! -- азартно подхватил Щербина. -- Да если редактор увидит, что автор неизвестный, то он и читать не станет. -- Похоже, Щербина разошелся не на шутку: Святославский сумел-таки задеть его за живое. -- А если и
прочтет ненароком, то... -- Щербина сделал вид, что надевает очки и смотрит в воображаемую рукопись: -- Пушкин. Кто такой Пушкин? Не знаю. Какой-нибудь очередной доморощенный гений, чтоб они все провалились. "Я помню чудное мгновенье, Передо мной явилась ты..." Что за бред, ну кто в наше время так
пишет? "Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты". Нет, неплохо, конечно, но не Евтушенко. Далеко не Евтушенко.

Вкладывая столь ехидные слова в уста своего героя, Абаринова-Кожухова прекрасно знает, о чем говорит -- многие знакомые мне рижские писатели посылали свои произведения в Российские издательства и журналы (в том числе и "Новый мир") и в большинстве случаев не получали никаких ответов, а в лучшем случае стандартные отписки, из которых ясно было одно: в рукописи (бумажные или "электронные") там даже не заглядывали. Сообщая это, я вовсе не собираюсь осуждать или упрекать господ редакторов и издателей. В конце концов, тот же "Новый мир" не резиновый, и какой смысл занимать страницы сочинениями никому не известного автора в ущерб хорошему человеку Евтушенко? (Тем более что Евтушенко действительно хороший человек и большой поэт). Да и какой резон издателю наудачу выпускать книги писателя без громкого имени, когда можно издать очередной опус Тополя-Незнанского-Шитова-Марининой и получить гарантированную прибыль? (Тем более что продукция вышеназванного автора действительно имеет хороший и стабильный сбыт).

Так что, единственная возможность для "нераскрученного" автора как-то выйти на читателя и, может быть, если повезет, обратить на себя внимание издателей -- Это Интернет. Хотя даже и здесь более чем достаточно снобизма, если не сказать -- жлобства. Так, на одной из библиотек российской фантастики стоит сообщение, что к публикации принимаются только произведения, уже опубликованные в "книжном" виде. В общем, советский заколдованный круг -- без прописки не принимают на работу, а без работы не дают прописку...

Однако, далеко же меня занесло в сторону от рассматриваемой повести! Впрочем, в этом особенность многих произведений Елизаветы Абариновой-Кожуховой -- при внешней легкости они заставляют читателя самостоятельно думать и тем отличаются (выгодно или нет -- другой вопрос) от книг Александры Марининой, с которой иногда сравнивают Кожухову, наивно полагая таким образом сделать ей (то есть Кожуховой) комплимент.

Да, так чем же завершился психологический эксперимент режиссера Святославского -- был ли реабилитирован Сальери, или нет? Это вы, дорогие читатели, узнаете, если возьмете с полочки "RIGAART"а "Недержание истины" и дочитаете ее до конца. Скажу только, что развязка повести, как почти всегда у Абариновой-Кожуховой, столь же неожиданна, сколь и остроумна.
Опубликовано: Библиотека рижских авторов на сайтах "RIGAART" www.rigaart.km.ru и "LIBRIS" www.libris.times.lv